– Ох, ешкин кот. – Что означало это выражение, никто не знал, но милорд пару-тройку раз применил его по случаю, так что эта фраза накрепко прижилась среди гвардейцев. Надо отдать должное, десятник ничуть не растерялся, так как, выражаясь крепким словцом – а чем это еще могло быть-то, – он уже подал знак гвардейцам распахнуть ворота, не на шутку испугавшись за милорда. Тот слишком долго ждал этого события, чтобы в последний момент придержать коня: наверняка во весь опор вломится в узкую калитку. Оно конечно, наездником он был славным, но, как говорится, и на старуху бывает проруха.
Ворота едва успели разойтись на треть, когда в образовавшийся проем влетел всадник. Проскакав по брусчатке двора, он осадил коня у жилого дома, который удивительным образом умудрялся выглядеть и как цитадель, и как богатый особняк. Уже со второго этажа начинались хотя и узковатые, но высокие стрельчатые окна, забранные в прозрачные стекла.
Всадник не стал ждать, когда конь остановится полностью, а лихо соскользнул через круп, словно стек по нему на брусчатку. Наподдав по лошадиному крупу, прогоняя коня дальше, он тут же побежал вверх по ступеням к уже распахнутой настежь массивной, но вместе с тем изящной двери. Еще несколько секунд быстрого бега по комнатам и не менее стремительного подъема по лестнице на третий этаж – ну не иначе как через две ступеньки перемахивал, не замечая ничего вокруг. Он у цели.
Остановившись ненадолго возле двери в спальню, Андрей попытался было унять дыхание, да куда там, сердце бухало так, что казалось, сейчас выскочит наружу, грудь высоко вздымалась, словно кузнечные меха, загоняя в легкие воздух огромными объемами, едва не разрывая их. Наконец, наплевав на все, он взялся за ручку и скрылся за дверью, под ироничные и радостные взгляды слуг, которые непостижимым образом успели собраться в другом конце коридора. Едва дверь закрылась, как вся эта толпа, сохраняя абсолютную бесшумность – куда там егерям, – бросилась к замочной скважине. А как иначе-то? Замочная скважина одна, так что только один сможет наблюдать за происходящим и приглушенным шепотом пересказывать остальным. Наказания за столь бесцеремонное поведение они не боялись: домашней челяди еще и не такое спускалось с рук, да и за что наказывать-то, если они радовались происходящему едва ли меньше самих виновников.
Прикрыв дверь и все еще глубоко дыша, Андрей привалился к ней спиной и впился взглядом в жену. Анна сидела на кровати, обложенная подушками со всем тщанием, чтобы, не приведи Господь, не чувствовать неудобств, и смотрела на мужа глазами, полными лукавства и радости. На руках у нее был небольшой кулечек из пеленок, из которого едва выглядывала маленькая головка младенца, деловито пристроившегося к выпростанной левой груди матери и издававшего при этом чмоканье и легкое покряхтывание.
Посмотрев на мужа долгим взглядом, Анна опустила взгляд на младенца и буквально засветилась от счастья. От этой картины у Андрея аж дыхание сперло. Господи, ну почему женщины после родов становятся еще краше!
– Милая, как ты?
– Все хорошо, – промурлыкала в ответ Анна, причем у этой чертовки это вышло так, что у Андрея все вздыбилось. Хотя в этот раз, пожалуй, не ко времени. А что он мог поделать.
– Девочка? – Это был и вопрос, и мольба, и надежда. Хотя глупо, конечно. Ему уже было известно, что родилась девочка, да и бабка Ария уже давно поставила диагноз. Но он хотел услышать ответ от самой Анны.
– Девочка, – мило улыбнувшись, подтвердила она. – Только вот если судить по хватке, то настоящий сорванец – куда нашим мальчикам.
– Это ничего. Это у нее от мамы. Тоже небось выберет себе жениха, а потом нагло выйдет за него замуж.
– Да как ты…
– Милая, а у меня для тебя подарок.
– Какой? – Женщина есть женщина – хоть крестьянка, хоть благородная, – подарки страсть как любят, вот только угодить им трудно.
– Графский, – авторитетно заявил Андрей и, подойдя к ней, протянул на ладони пятнадцать серебряных шиллингов. – Это к твоему ожерелью, а то там только три золотых, вот разбавишь серебром.
– Ты несносен.
– А я-то тут при чем? Закон – он для всех един. Сказано: матери за рождение мальчика золотой, а за рождение девочки пятнадцать шиллингов из графской казны.
Прыснув в кулачок, Анна слегка отвернулась, но, когда Андрей уже было начал убирать руку, она быстрым движением сгребла с его ладони в свою ручонку серебряные монеты.
– Куда! Это мое!
А потом комната огласилась мелодичным женским смехом и громогласным хохотом здорового мужчины. Задремавшая уже было малютка вздрогнула и присоединилась к веселью, огласив спальню громким плачем здорового, но явно чем-то недовольного ребенка.
– Ой. Медведь. Ребенка напугал, – зашипела завозившаяся, как наседка, Анна.
Успокоив дочь, она бросила лукавый взгляд на мужа и недвусмысленно показала на кулечек, предлагая ему взять ребенка на руки. Андрей даже слегка побледнел и резко отстранился, замотав головой, отвергая поползновения жены. Он и сыновей-то на руки начинал брать только после того, как им исполнялся как минимум месяц, да и то выглядел весьма жалко.
– Ну. Ты ведь так хотел дочь.
– Что значит «хотел»? Я и сейчас хочу.
– Так возьми ее.
– Анна…
– Ну же. Господи, кому сказать, что грозный сэр Андрэ, от которого бегают орки, боится собственной дочери, – засмеют.
– Ничего, я выдержу, – упрямо буркнул граф.
Однако Анна уже все поняла. Немного повернувшись, она решительно сунула дочь ему в руки и слегка отстранилась, оставив его остолбеневшим от неожиданности. А Андрей вдруг почувствовал, что по груди растекается тепло, а на глаза наворачиваются слезы. И хотя он боялся пошевелиться, теперь он был полностью счастлив. И он был дома.